Немец поднялся, поднес к глазам бинокль. Точно, тот самый. Несмотря на каску, Катрин узнала рыжего родственника покойного Ганса.
«Война — дерьмо. А то, что творится под прикрытием этого дерьма, непонятно даже как назвать. Людишек здешних не переделать. Может, пора подумать о себе, нелюбимой? Чего сюда поперлась? Помочь, как просили, помогла, можно было и сваливать. Еще вчера…»
Что теперь будет? Летом на дачу, наверное, не пустят…
— Он не мучился? Раз это было быстро, — голос девушки звучал чуть хрипловато, только и всего.
— Когда мы будем на середине, отходите, — пограничник сморщился, — мне бы руки…
— Прощаться будем? — сумрачно спросил Любимов. — Пора вам идти, товарищ инструктор.