– Сворачивай! – заорал капитан. – Уйдем лесом!
Регина оглянулась. Спеленутая сякконка беспомощно барахталась на земле. Линда время от времени ловко «подкручивала» сеть, не давая сопернице выбраться из пут чужих, вяжущих эмоций. Похоже, Ли давно управилась – и теперь просто наблюдала за схваткой подруги с Кавабатой. Прийти на помощь она не спешила, дабы не отбирать у Регины лавры победительницы.
Ей катастрофически не хватало рук. Укротить барса с ящером, успокоить нервную, шарахающуюся прочь козу… Казалось, троица рвет ее на части. Не когтями и клыками – злобой, тупостью, жаждой убийства. Чувством голода, наконец. Невозможность компромисса превращалась в боль. Боль вытекала из неиссякаемого источника. По уши в грязи, крови, шерсти барса, липнущей к телу, Регина глушила проклятую боль чем попало, рискуя сжечь себе мозги – так принимают наркотики, не задумываясь, что спасение опасней приступа; боль, собравшись с силами, возвращалась, и гусь живьем запекался в огненном кувшине, гогоча на всю Ойкумену.
Трудятся бабищи. Волокут за ограду мертвецов. Колода посреди двора, на колоде – счастливый калека. Чинит дряхлую сеть. Работа спорится, жизнь удалась. Несколько лет – целая вечность – моя. Мы не только сети латать можем! Мы – ого-го… Неподалеку скачут девчонки: по холоду в чем мать родила. Хихикают, стреляют глазами в сторону калеки. Растут, вытягиваются, как молодые деревца. Наливаются яблоки грудей, округляются бедра. Они всё ближе, сейчас на них накинут сеть – ловись, рыбка…
– Задерживаетесь, милые крошки, – сообщил Гюйс, не оборачиваясь.
«А ведь он получает удовольствие, – подумала Регина про Кавабату, продолжавшего пикантный монолог. – И это не только удовольствие от предвкушения интересной работы. Операция – вторична. Он радуется, рассказывая мне про маньяка Тоду. Ему нравится делиться мерзкими подробностями. И не нравится анестезировать пациента. „Главное – хорошо зафиксировать…“ То-то анестезиолог, один из шести псевдо-личностей – сам по себе. Сортирует флаконы, помалкивает в тряпочку…»