– Мартын мой, Мартын… продай ее! Умоляю, продай ее! А лучше – уничтожь! И все сразу кончится… Все уйдет, уплывет, как мрак и ужас… Горе кончится! Убей ее, Марты-и-ин!!! Я буду опять выступать, хочешь?! Я опять выйду на эту проклятую сцену, только убей ее!!!
– Знаешь, кто меня тут часто навещает, – спросила она, – в этом санатории?
– Ты, кажется, хотела, чтобы я тебя увез? Одевайся. Поедем.
– Тогда вам к служебному. За углом – дверь, а там – прямо по коридору. Разберетесь.
Именно тогда я стал исподволь знакомиться с ней по-настоящему и, честно говоря, был обескуражен, как если б при мне вдруг заговорила кошка. Я вынужден был признаться самому себе, признаться со стыдом, что всю жизнь воспринимал Лизу как Петькин довесок. Возможно, память о ней как о досадной помехе нашей с Петькой дружбе не позволяла раньше разглядеть ее, вслушаться в то, что она говорит…
Петя молчал, отчего-то медля прикоснуться к странному улову…