Раздумывая, что бы это могло означать, Тория отправилась в город — накануне отец просил её зайти в аптеку. Возвращаясь, она встретила у парадного порога двух девиц в неотразимых шляпках, украшенных красными и зелёными цветами. Девицы, смущаясь и подталкивая одна другую, обратились к ней с вопросом: здесь ли живёт… то есть учится… такой высокий парень, блондин, со шрамом?
Перед глазами у неё уже мелькали ступеньки винтовой лестницы; сама не зная зачем, она бежала к выходу, а в ушах у неё повторялось и повторялось усталое: «Я над этим не властен… Не властен… Не властен…»
— Ах, Сения… Ах, это такая печальная история…
Какая-то горничная решила по доброте душевной утешить бедняжку; отшвырнув её руки, Тория, отчаявшаяся и потерявшая власть над своим Динаром, сделала попытку уйти — но тут же вернулась, будто на привязи. Перед ней расступались, вежливо давая дорогу, безмолвно признавая её право видеть все подробности поединка; Тория привалилась к рессоре какой-то кареты и так и осталась стоять, будто охваченная столбняком.
— Не помню, — соврал он, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более хрипло. — Помню, ехали… Потом темно, темно — и на земле лежу…
Грохнула, отворяясь, тяжёлая дверь. В трактир ввалились господа гуарды — и в числе их Карвер.