Эгерт пробкой вылетел за калитку. Он бежал бы без оглядки и дальше — но подломились ослабевшие колени, и Солль мешком грохнулся в дорожную пыль.
— Что раздумываешь? — удивился Карвер. — Свиданьице — дело серьёзное… Она красива, Солль? Или просто потаскушка?
Никогда ещё Эгерт так остро, так явно не чувствовал кожей чужих взглядов; он сжался, не решаясь шевельнуться, но взгляд, вопреки его надежде, не исчезал. Взгляд лежал на плечах, как тяжёлые ладони; Солль стиснул зубы и медленно поднял голову.
Он сидел один на бесконечно длинной скамье, скорчившийся, обречённый на предательство; в глазах Тории стоял тоскливый вопрос, на который Солль не мог ответить. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и он чувствовал, как борются в её душе жалость, отчаяние, презрение к его слабости; потом на смену им пришла смертельная усталость. Тория медленно опустила голову, сгорбилась, и, волоча ноги, без единого слова вернулась на своё место.
Мутная весенняя река несла на своей спине разбухшие щепки, обрывки водорослей, безжизненные лоскутки прошлогодних листьев; кое-где у камней вертелись водовороты, и Эгерту нравилось заглядывать в самую глубь их чёрных воронок — это напоминало ему о пьянящем чувстве опасности. Перила моста совсем подгнили — Солль навалился на них всем телом, будто испытывая судьбу.
Ворота, тяжёлые городские ворота оказались выломанными, снесёнными с петель; за ними виднелись дорога и поле, ровные, унылые, и то здесь, то там шевелились под ветром бесформенные кучи тряпья.