Фагирра говорил ровно и просто, люди слушали его, затаив дыхание, и только в задних рядах не умолкал шёпот — слова обвинителя по цепочке передавались на площадь. Из речи его, взвешенной и выверенной, как произведение ювелира, неоспоримо следовало, что декан давно уже собирался отравить город и что дочь, конечно же, помогала ему; Фагирра упоминал такие детали и приводил такие доказательства, что у Солля заныло сердце: или в университете долгое время работал шпион ордена Лаш, или Тория под пытками рассказала о самых личных, самых потаённых деталях из жизни отца. Толпа исполнялась негодованием — Эгерт чувствовал, как праведный гнев проникает по цепочке за стены суда, как человеческое море на площади наливается глухим озлоблением и жаждой расплаты.