— Вот уж не думаю, что гуарды верны… Кстати, твоего возлюбленного звали не Эгерт Солль?
— Тор, — сказал он наконец так осторожно, как только мог, — я знаю, то, что я скажу, тебе не понравится… Но я просто повторю тебе слова нашего ректора: не стоит… связываться с Лаш. Вот и всё, теперь можешь ругать меня…
Гаэтана не было и в комнате, и не висел на железном крюке его видавший виды плащ; Эгерт долго стоял на университетском крыльце, вглядываясь в мутную ночь — в здании суда тускло светились окна, и покачивалась под дождём казнённая кукла на круглой тумбе, и высилась Башня Лаш — немая, замурованная, как склеп, безучастная к умирающему у её ног городу.
Воды в блюде будто не бывало никогда — там, где следовало находиться её поверхности, лежало зеркало, белое и яркое, как ртуть. Зеркало Вод, понял, замирая, Эгерт.
Прогрохотали огромные колёса по булыжной мостовой; в бархатной полутьме кареты над Эгертом проплыло чьё-то надменное лицо, и, опустив глаза, он увидел в колее расплющенного в лепёшку перламутрового жука.
Тория не находила себе места от самого появления Скитальца в городе.