Раньше Соллю никогда не приходилось так долго сидеть за книгой. От непривычного занятия ныла спина, слезились и болели усталые глаза; подумав было об отдыхе, Эгерт вздохнул и снова притянул к себе раскрытую книгу.
Чем ближе к городским воротам, тем больше попадалось сгоревших и полусгоревших домов — чёрные, будто облачённые в траур, они глядели на Луаяна квадратами окон, и на одном подоконнике он увидел закопчённый цветочный горшок со скорчившимися мёртвыми прутиками.
Интереснее всего были лекции декана Луаяна. Личность его вызывала у Солля множество сильных и противоречивых чувств — и страх, и надежду, и любопытство, и желание просить о помощи, и содрогание от одного только взгляда; к тому же, сколь ни был Эгерт занят собой, он не мог не заметить того особенного почитания, которым декан окружён был в университете.
— Отдайте-ка корзинку, — сказала она сухо. Никакие другие слова в этот момент не шли ей на язык.
К горькому запаху бархата примешался другой, нежный, сладковатый, напоминающий о курящихся благовониях. Глядя в чёрную стену перед собой, Эгерт с необыкновенной остротой слышал множество звуков, далёких и близких, приглушённых, шелестящих — будто полчища стрекоз вились внутри огромной стеклянной банки, задевая крыльями прозрачные стенки.
— Вы усугубляете свою вину, совершая словесное преступление против Лаш…