— Когда тебе было десять лет, — декан почесал кончик носа, — ты затеяла драку с деревенскими мальчишками… Мать одного из них потом приходила ко мне жаловаться — ты выбила ему два зуба… Или три, ты не помнишь?
Солль зябко поёжился, вздохнул и перевернул страницу.
Тогда Эгерт вскочил, сгрёб в охапку одежду и кинулся к окну. По дороге он растерял половину своего гардероба, сбил на пол поднос с вином и фруктами и опрокинул столик. Взлетев на подоконник, он испугался высоты второго этажа — но было поздно, он уже не мог остановиться. С разгону вылетев за окно, великолепный Солль голышом шлёпнулся на клумбу, изничтожив рододендроны и заслужив вечное проклятие садовника. На ходу одеваясь, путаясь в ворохе рукавов и штанин, плача от стыда и боли, Солль опрометью бросился домой — и счастье ещё, что до рассвета оставалось несколько часов и никто не видел славного лейтенанта в столь жалком состоянии.
На тротуаре прямо перед ним стоял Скиталец — Эгерт до мельчайших чёрточек увидал прорезанное вертикальными морщинами лицо, выпуклые прозрачные глаза, холодные, вопросительные, кожистые веки, лишённые ресниц, узкий рот с опущенными уголками… Постояв так долю секунды, Скиталец медленно повернулся и двинулся прочь.
Он оглядывался всё чаще и чаще; лица мальчишек, чумазые и деловитые, мелькали в толпе всё ближе и ближе. Внутренне сжавшись, Эгерт свернул раз, потом ещё и ещё — мальчишки не отставали, их становилось всё больше, замурзанные рты широко и нагло ухмылялись. Теперь за Соллем следовала радостно возбуждённая орава.
— Это на небе, — сказал он тихо, — такие звёзды.