Он убил троих. Первого звали, кажется, Тольбер, он был гуардом, простодушным до глупости забиякой. Эгерт даже не помнил толком, из-за чего возникла ссора — может быть, из-за женщины, а может быть, просто в хмельном кураже… Поединок оказался мгновенным и свирепым, ибо Тольбер бросался на Эгерта, как бешеный вепрь, а Солль встречал его напор блестящими безжалостными контратаками… Потом шпага Солля угодила противнику в живот, и Эгерт, в чьих жилах кипела в тот момент не кровь, а горячая смола, понял только, что победил…
— Глупцы, — горько говорил декан Луаян, — глупцы… Они думают спрятаться и спастись, они надеются откуриться! Упрямый и злобный ребёнок, поджигая дом, свято уверен, что его-то игрушек огонь не коснётся… Окончание Времён… Для мира, но не для Лаш… Дураки. Злые дураки.
Осуждённые держались из последних сил; в душе каждого надежда боролась с отчаянием, каждый желал жизни себе и смерти — другому. Толпа представлялась густым киселём неразборчивых чувств, среди которых были и восторг, и жалость — но преобладало любопытство, жадное любопытство ребёнка, желающего посмотреть, что у букашки внутри.
— Вероятно, господин Солль хочет выяснить, имеет ли он, как безвинно пострадавший, какие-либо преимущества…
Карвер молчал; грудь его ходила ходуном, хватая сырой воздух, губы запеклись, а веки распухли. Одна рука в тонкой перчатке цеплялась за камни мостовой, другая сжимала рукоятку шпаги, будто оружие могло защитить своего хозяина и перед лицом Мора. Не отрываясь, Карвер смотрел Эгерту в глаза.