Приближался вечер; наступил тот самый сумеречный час, когда день уже умирает, а ночь ещё не родилась. За окном гасло небо; из углов выползли тени, и комната преобразилась. Разглядывая ещё различимые кабаньи морды на гобеленах, Эгерт ощутил слабое, неясное беспокойство.
Зависла пауза, долгая, мучительная, и Эгерту вспомнился тот день, когда тяжёлая книга в руках Тории разбила ему лицо.
— Выходит, врут, — разочарованно пробормотал лейтенант Дрон, опрокидывая забытый было кубок.
Студенты проиграли три бутылки вина, горсть серебряных монет и парадную шляпу Лиса — будучи игроком от природы, он всё не желал признавать поражения своей команды и в конце концов взялся за дело сам; каждый бросок предварялся азартной торговлей, и скоро Лис лишился всех своих денег и добротного кожаного пояса.
Он рассказал ей, как тряслись руки его отца, когда, прощаясь, Эгерт прятал глаза и бормотал уверения в скором своём приезде.
— А что прикажете делать? — искренне удивился Солль. — В моём городе гостит прекраснейшая женщина мира…