Собравшись в кружок, разбойники по очереди совали руки в чью-то шапку — Эгерт с трудом сообразил, что кидают жребий. Чернобородый удовлетворённо кивнул; те двое, что держали девушку, выпустили её локти — чернобородый по-хозяйски взял её за плечо и повёл к дилижансу.
Ветер бросил в окно растопыренный кленовый лист — жёлтый, как солнце; приклеившись на секунду, рыжий листок оторвался и резво полетел дальше.
Эгерт стоял, не в состоянии сделать и шага. По губам и подбородку расплывалась кровь из разбитого носа.
Она говорила через силу, как врач, убеждающий умирающего, покрытого язвами больного в скором выздоровлении. Напряжённое плечо дрогнуло под её рукой, будто чуть-чуть расслабляясь; изменение это было едва уловимым, но в следующую секунду Тория ощутила всю сумятицу Соллевых чувств — и надежду, и благодарность, и желание верить. Тогда, удерживая руку на теплом плече, она пожелала с внезапно проснувшимся состраданием, чтобы её вымученные слова оказались правдой.
В последних словах его проскользнул вздох.
Стало тихо, и несколько долгих минут воспалённое воображение Эгерта являло ему картину и плетей, и толпы, и палача с подручными; на мокрой спине его сами собой загорелись жгучие полосы.