В тот день не торговали лавки и не работали мастерские; всеобщий страх висел над городом, как душный полог, и хозяевами на улицах были крысы. Забившись в дома с наглухо закрытыми ставнями, люди страшились говорить вслух — и у многих в тот день было чувство, что по улицам города, по щелям в дверях и ставнях бродит пристальный, холодный, изучающий взгляд.
Рубашка лишилась уже всех своих пуговиц; Эгерт схватил булыжник на руки, как мать любимое дитя, кинулся к колодцу, одним прыжком взлетел на край…
В сумерках толпа гуардов, изрядно поредевшая, вывалила на улицу и двинулась в сторону «Верного щита», причём Солль кричал и смеялся не менее прочих. Краем глаза он время от времени ловил настороженные взгляды Карвера — но разомлевшему Эгерту было всё равно: он наслаждался таким долгожданным сознанием собственной силы, свободы и смелости.
— Луаян был даже сильнее, чем я предполагал, — Фагирра остановился, щурясь на огонь факела. — Воистину… он был великим магом.
На Солле печать. Он принесёт несчастье всякому, кто будет иметь неосторожность оказаться рядом — так рассудил Скиталец. Но кто знает, что такое Скиталец и какова изнанка его заклятия?
— Сидите, Солль… Не двигайтесь, ради неба. Спокойно…