— Они не станут этого делать… — Тут речь Константина прервалась отвратительным гортанным рыком — граф Панийский спьяну рыгнул. — Извини… Забавно, что я извиняюсь за этого кретина… Итак, они не станут этого делать. Просто потому что пришли не за этим. Они скоро уйдут, забрав с собой плату за королевский проступок.
Процессия перестала быть стройной — придворные сбились в кучу, подавшись вперед, стремясь рассмотреть лицо того, кто допустил безумство преградить путь королю. Мгновение спустя над копошащейся толпой разнеслось повторяемое множеством голосов имя.
Быстрой и тихой скороговоркой первый министр поведал суть дела. Когда по землям людей разнеслась весть о том, что Ганелон Милостивый позволил себе призвать рыцарей Порога в Дарбион для охраны своей дочери, каждый из соседствующих повелителей, вслух возмутившись (не очень, впрочем, громко), мысленно позавидовал. Действительно: с одной стороны, ослаблять Крепости, стоящие на защите всех людей, ради удовлетворения гордыни — неслыханная наглость, а с другой стороны… почему это Ганелону можно, а другим нельзя?
— Прекрати это! — кинулся к Константину Гархаллокс— Что ты делаешь?!
Грис, до которого наконец дошло, что его оскорбили, возмущенно икнул и стал подниматься со скамьи.
— Про сэра Эрла я знаю точно, — оживился Мон. — Он лежит в своих покоях, страдая от ран, полученных во время битвы с приспешниками предателей. Раны настолько тяжелы, что рыцарь все время спит, не имея сил даже открыть глаза. У его двери постоянно стоят два десятка стражников, чтобы — не приведи Светоносный — не случилось с ним еще какой напасти… Только они не у самых дверей стоят, а немного поодаль. Потому как в покоях рыцаря тлеют на углях жаровни какие-то травы. И ежели здоровому человеку вдохнуть этот дым… даже ежели малость понюхать его — сразу голова становится тяжелой, и надо потом этого человека два часа водой поливать, чтоб он очнулся… Вот что я знаю про сэра Эрла, добрый сэр Оттар.