Они кололи его снова и снова, хотя теперь-то он был мёртв уже точно…
— С вами… Чего там!.. И нас берите!.. — разноголосо зашумели почти все остальные девчонки.
— Айн момент, фроляйн, — сказал кто-то из немцев и протянул большую шоколадку. — Битте, фроляйн. Фюр кляйне киндер, битте.
— Кто ещё хочет что сказать? — голос Сашки был чужим. — Кто ещё своими соплями Советской Власти на жалость капать хочет? Кто ещё хочет победы за печкой подождать? Подай голос, ну? — ответом было ошалелое молчание. Сашка убрал «штейр» в кобуру и сказал: — Эти люди за вас погибли. За то, чтоб вы на своей земле свободными жили. Знали, что погибнуть могут. И всё равно боролись. А вы… — он обвёл сельчан взглядом. — Вы трусы. Все трусы. Видеть вас противно.
— Ага, — радостно перебил его я, — так вы меня не считаете провокатором?!
— Ур-раа!!! — завопили сразу с нескольких концов поляны, сами себя глуша выстрелами. Застигнутые на открытом месте легионеры, рассчитывавшие только на расправу с двумя окружёнными партизанами, растерялись на миг — и этого вполне хватило нам. Жалеть и предлагать сдачу никто не собирался. Последнего из легионеров застрелила, кажется, Зинка — он почти добежал до кустов в дальнем конце, когда грохнул «маузер», и он кувыркнулся в кусты, только ботинки с гетрами остались торчать.