Марьяна бросилась к покрасневшему, несчастному Дику.
— До лета еще жить да жить, — произнесла мать. Она сидела прямо, напряженно, неподвижно, чтобы не нарушить позу, вне которой ее настигала боль. — Меня удивляет, как вы все, взрослые люди, бегаете теперь к Олежке — об этом не забудь, это принеси…
После чая Клавдия вдруг решила заняться уборкой. Она заявила, что за последние дни из-за легкомыслия Павлыша станция потеряла гигиеничность. Павлыш в уборке не участвовал, но так как ничем не займешься, если в доме на ночь глядя устроили уборку, то он отправился в лабораторию. Там он улегся с книгой — работать не хотелось.
— Я думаю, — сказал Дик, — что шар зацепился за верх и разорвался. Если мы будем шатать корзину, она может совсем оторваться, а до земли далеко.
Внимательный, немигающий взгляд козла создавал впечатление, что тот слушает и понимает, но на самом деле козел прислушивался к тому, что происходило снаружи.
— Опять спина болит, — сообщил он, — прострел.