Фома, так же, как и Корней, злобно ощерился, но смолчал, Егор поджал губы и уставился взглядом в стол.
– А ну, заткнись, сопляк! – гаркнул вдруг Корней. – Молод еще взрослых ратников судить!
Сделаем так. В Ратном оставим не полусотню, а три десятка отроков. Не перечь, Михайла. Тут еще почти два десятка девиц Листвяны будут, да старостиха Беляна примерно столько же баб, владеющих луком, приведет. Достаточно будет. А два десятка, над ними поставишь Демьяна, пусть возле кладбища расположатся. И сильно прятаться не надо – пусть ляхи видят, что и там их ждут. Но и вылезать тоже не требуется – ляхам должно быть непонятно, сколько там народу находится.
– У-у, Гунюшка, засиделись мы с тобой, давай-ка спать укладываться.
Сообщение Корнея, ничего в общем-то не объяснив, вызвало оживленный обмен мнениями – каждый стремился хоть что-то высказать по поводу сложившейся ситуации.
«Ну, прямо штрафная рота! Тех тоже, после команды «В атаку, вперед!», обратно в окопы заградотряды уже не пускали. Только подход не сталинский, а гитлеровский – не до истечения срока по приговору, не до «смытия кровью» или совершения подвига, а до конца войны, до окончательной победы над врагом. Мудрый, блин, как есть Мудрый!»