– Но держу так, чтобы незаметно было, а правой рукой у тебя перед носом вожу – внимание отвлекаю. Ты на левую руку и не глядишь. Потом складываю ладони вместе, и кольцо оказывается между ними. Потом раскрываю ладони и… у тебя глаза выпучиваются! Понял?
– Я тебя насчет следов пыток посмотреть просил. Как с этим?
– Так… а чего? – Зрачки Степана метнулись туда-сюда. – Там их сорок рыл осталось, а здесь моих ребят убивают… а по берегу под тыном уже можно было пройти, ляхи на вас отвлеклись… – Тональность голоса Степана снова полезла вверх. – И вообще… да вас бы тут всех поубивали, если бы мы не подошли!
– Какое зажитье, Федя? Они же не в набег придут, а на захват, разве ж можно вотчинников да смердов против себя настраивать? Еще раз повторяю: в суждениях нам должно опираться на их желание, а не на свое! Их желание – занять города и земли севернее Припяти и привлечь на свою сторону местное боярство… ну и Святополчичей тоже. За все города не скажу, а если Пинск в осаду сядет, я полочанам ни округу под себя прибирать, ни осаду правильно вести не дам. Но это – если перед Борисом Полоцким Пинск ворота не откроет. А вот как устроить так, чтобы ни Пинск, ни другие грады ворот не открыли, я не знаю – это, Федя, твой промысел, твое искусство. Сможешь?
– Может, и по нужде вместо меня сбегаешь, или есть вещи, которые все же самому делать надо?
А Настена, все так же чуть заметно улыбаясь, неизменно соглашалась, что, мол, да – надо было щенкам первую кровь дать попробовать, и свою и чужую, да – надо было Михайле и самому понять, и другим показать, на что способна его Младшая стража, да – даже и грубость его в отношении старшего простительна, более того, если б не было этой грубости и попытки взять в свои руки полную власть, это означало бы, что он еще не готов принять на себя ответственность за сотню отроков. Настена соглашалась, поддерживала и все тянула и тянула из Алексея, мягко, чуть заметно, что-то еще, о чем Юльке даже страшно было задумываться.