– Напоминаю, если кто забыл: четыре сотни болтов, которые вы сегодня по-дурному раскидали, это – четверть того, что у нас есть! По вашей милости четверть всего времени мастерские работали впустую! И теперь у нас только по пятнадцати выстрелов на стрелка. Чем воевать собираетесь?
– …Вот я, значит, смотрю, ты сидишь, дай, думаю, скажу все тебе, а то тетка Листвяна конечно же девок в обиду не дала бы, но она же в тягости – постреляла, а потом пошла прилечь в дом, и ее добыча тоже теперь как бы ничья, потому что ни мужа, ни отца у Листвяны нету. Хотя про отца никакого разговора не было, это я так измыслил, а старостиха говорит: «Виданное ли дело – девкам воинскую добычу!» А виданное ли дело, чтоб девки почти десяток оружных мужей завалили? Но Листвяна-то ушла, в тягости она, а девки-дуры покойников боятся и от меня защиты ждут – смотрят, как дите на мамкину титьку, а чего я могу-то? Вот был бы я, как тетка Алена, у нее тоже ни отца, ни мужа нету, а кто ей хоть слово поперек скажет? Она одного своего ляха стала обшаривать, а он такой весь корявый какой-то и одет плохо, и сапоги с чужого плеча, а на поясе кошель, а в том кошеле…
– Кхе, Леха! – опять встрял Корней. – Да как бы давно это ни было, обида-то у сыновей на Мономахов род сохранилась! Такое не прощается…
«Ой, недаром тебе такое прозвище дадено, бабонька!»
– Да, задали мы тебе работы, ты уж прости… Матвей вернулся, поможет. Вы с Настеной его хорошо выучили, да и он молодец – Бурей на него почти и не ругался, Илья говорит: это – похвала. Так что тебе теперь полегче будет – с помощником.
«Вряд ли в живот, скорее в ногу, но будем надеяться… Что с Исидором?»