Еще один хриплый вскрик, брызжущая из обрубка руки кровь, и третий удар – добивающий – между плечом и шеей. Даже если бы клинок и не рассек кожаный капюшон, удар все равно смертельный.
– Никак не собираюсь! Воинское преступление в воинском поселении – мы в своем праве, а боярыню Гредиславу я уже давно упреждал: десятки собраны неверно, рано или поздно беда случится. Не вняла, значит, теперь мы любые средства применять можем.
Мишка глянул назад и увидел, что на переднем насаде, немного опередившем два других, перестали грести и как-то суетливо возились внутри. Похоже, им от ляшских стрел досталось больше, чем ратнинцам.
«Принесла нелегкая… а вот хрен, сам буду разбираться, произвел в сотники, так и не лезь! Я тебе не рак на горе, чтобы только по четвергам после дождичка свистеть».
Минула переполненная событиями середина лета – бунт, ранение, поход за болото… Мишке было не до пацаненка, потерявшего со страха голос и, видимо, слегка повредившегося в уме, но усилия Красавы, похоже, не пропали втуне. Постепенно с лица Саввы начало сходить выражение испуга, а однажды вечером Мишка услышал, как Алексей говорит матери: «Молодец Красава, истинная волхва растет! Саввушка-то мой улыбнулся сегодня! Бог даст, заговорит скоро».
Федор с Корнеем снова мрачно переглянулись, и погостный боярин едва заметно отрицательно повел головой, показывая, что разговор о Вячеславе Клецком продолжать не стоит. Корней в ответ согласно прикрыл глаза.