«Неадекватен. Впрочем, и неудивительно – он еще там, в складе, истерил, а теперь-то… надо его чем-нибудь с градусами напоить, и пусть спать отправляется. Попортила мне Настена ребят, из добрых побуждений, но попортила…»
– Кхе! Буреюшка, гляди, как все обернулось, а мы-то с тобой… Кхе!
– Добро, бояре. – Алексей слегка склонил голову. – Напомню вам только еще одно: вы сами только что сожалели о том, что некому поместное боярство собрать и возглавить. Но это здесь, а там – к северу от Припяти? Я же не зря просил вас представить себя на месте Вячка! Вот возьмет он и поднимет поместное боярство и городские ополчения против полоцкого войска, да одолеет! Да даже если и не одолеет, а просто не даст полочанам закрепиться? Кому тогда туровский Мономашич нужен станет? А все остальное – и дружины усталые, и распутица, и прочее, о чем вы говорили, так и останется, только сослужит уже не полочанам, а князю Вячеславу Ярославичу… ну, скажем, Пинскому.
– А я и повторить не смог бы… Только ты, Кондраш, как от себя рассказывал… Я видел. Чужие слова так не повторяют.
– Да? И что ж тебе понятно? – отозвалась Настена. Несмотря на саркастическое построение фразы, в голосе ее не чувствовалось насмешки, скорее, раздумье.
– Но Михайлу-то видели! – внес долю здравомыслия в разговор Аристарх. – А скажи-ка, девонька, кто тебя надоумил самой сюда идти?