Францеска Финдабаир улыбнулась еще обворожительнее.
Из-за окружающих большак толстых раскидистых верб, самого распространенного элемента темерского пейзажа, появились две странные фигуры.
«Тем не менее, — подумала Кондвирамурса, — оскорбительным и необъяснимым афронтом следует считать то, что он отдает предпочтение удочкам и блеснам, когда на помосте разгуливают во всей красе две обнаженные мазели, чьи тела совершенством не уступают телам нимф и наяд, от которых — ё-моё! — глаз не оторвешь».
На галерее стояла Маур, мать Кагыра, и ее сестра, тетя Кинеад вар Анагыд. Лицо матери было красным и настолько опухшим от слез, что Кагыр прямо-таки испугался. Его потрясло, что даже столь красивую женщину, как его мать, плач мог превратить в такое чудовище. И он крепко-накрепко решил не плакать никогда-никогда.
Стражники переглянулись. Уставились в потолок.
— Уже, уже, — буркнул ландскнехт. — К сожалению.