— Не имеет значения, не блокируй, изображение неустойчивое. И убери светильник, он слепит.
— Благодарствуйте, благородники, — промямлил он. — Ноне ведь сочевник Саовины, праздник. В праздник негоже никого гонять, чтоб под дождем мок и мерз. В праздник годится почествовать…
— Серьезно? — сказал Кагыр, выглядывая в окно. — Я вижу форму императорской легкой кавалерии.
— Не за что. Так, понимаешь, заиграло в душе. Краска выглядит очень свежей для доисторической-то.
А днем раньше, двадцать второго сентября, я сообразила, что промеж нас втерся невидимка».
Девушка кончила есть, откинулась на подушки. Некоторое время неподвижно глядела в потолок, потом слегка повернула голову. Невероятно большие зеленые глаза — в который раз отметил Высогота — придавали ее лицу невинно детское выражение, в данный момент, однако, противоречащее жутко искалеченной щеке. Высогота знал такой тип красоты — большеглазый вечный ребенок, лицо, вызывающее инстинктивную симпатию. Вечная девочка, даже когда двадцатый или тридцатый дни рождения давно останутся в прошлом. Да, конечно, Высогота прекрасно знал этот тип красоты. Такой была его вторая жена. Такой же была его дочь.