— Не совсем. Но докучает. У тебя нет каких-нибудь трав, чтобы боль унять?
— Да? Тогда пусть закидывают те банки, которые не перечислили.
Черноволосая женщина на мозаичном паркете свернулась в клубок и начала кричать.
— Старый гриб! — рявкнул он и плюнул в топку печурки. — Глядишь и не знаешь, то ль живой, то ль сеном набитый. Почти не движется, и правильно делает, потому как при каждом движении его пердеж пробирает. Не поймешь, чего говорит — борода от засохшего борща с усами склеилась. А командует всем и всеми, все должны, вишь ты, плясать под его дудку.
— Ну-ну, милсдари, — сказал кмет. — Вам бы все хиханьки да хаханьки, а как нам его таперича женить-то? Ежели он опосля того, как вы ему в умишко долбанули, вовсе дурной стал, дня от ночи не отличает?
«Не золото» было, по оценке Тузека, немногим старше его дочери Миленки. Пепельные волосы молоденькой бандитки космами выбивались из-под бархатного берета, украшенного надменно покачивающимся пучком фазаньих перьев. На шее у нее пылал шелковый платочек цвета мака, завязанный фантазийным бантом.