Картинка в сфере сменилась еще раз. Пустынный берег озера. Охристый суглинок, муть заиленной воды. Над водой зависла антиграв-платформа. Ныряльщик, готовясь к погружению, проверял ажурное жабо синт-жабр. Гидрокостюм, черный, как смоль, превращал ныряльщика в обгорелый, но вполне бодрый труп.
– Так это официально! – расхохотался Рауль. – Чтобы Совет Лиги не обвинил нас в предвзятости. А на деле энергетам в наши институты ходу нет!
Он действительно хотел увидеться с ней еще раз. И сопроводил последовательность цифр и букв легчайшим, как пух, внушением. Пусть номер отпечатается в памяти Агнессы. А уж связаться с ним, или нет – ее выбор.
Возле окна обретались Скунс с Грушей. Скунс разжег на столе древнюю спиртовку, установил на штативе колбу – и теперь варил в ней зелье крайне зловещего вида. Не иначе, эскалонское средство от насморка. Над колбой, в клубах пара, висела объемная карта города. Время от времени Скунс тыкал в карту пальцем, меняя ракурс, и возвращался к наблюдению за алхимией.
– Читали, – подтвердила Линда. – Эйдетизм – особый характер памяти. Он позволяет удерживать и воспроизводить чрезвычайно живой образ предмета, воспринятого ранее…
По всему, отвечали дикари. Этого не было всегда, еще до зари времен.