От мощного вопля служащие базы сначала испуганно присели, а затем бросились врассыпную к своим рабочим местам, развивая ну прямо-таки физиологически невозможную скорость. Ярдок арр-Эйтон ещё не знал, что слова эти станут легендой, этакой не то пословицей, не то абсолютной истиной, надолго пережившей своего создателя.
С шорохом, которого никто не услышал, покров Вероятностей упал с мёртвого тела. Интересно, а смог бы Аррек, если бы захотел, оживить беднягу? Должно быть, не очень сложно — восстановить повреждённые ткани, запустить сердце. Ведь мозг был мёртв совсем недолго, прежде чем его заморозили. Типичная клиническая смерть. Хотя… Я пригляделась внимательней. Вся аура бедняги была изодрана на мелкие такие, живописные клочочки. Душа отсутствовала. Этого уже не оживишь без более… радикальных мер. Качественная работа.
Мы полетели по ночным улицам. Купцы, караваны и поздние прохожие разлетались в стороны, не то сметённые магией, не то просто слишком благоразумные, чтобы преграждать путь таким очевидным психам. Патрули, пытавшиеся было тормознуть нас, были живописно размазаны по стенам (даже мне довелось заехать ногой в физиономию какому-то особо ретивому служаке). Нефрит сидела на своём транспорте боком, в тонкой рубашечке, с развевающимся за спиной шлейфом волос, красивая, женственная и отстранённая. Аррек происходящим откровенно наслаждался.
Я поморщилась. Удивительно, критика Учителя, которая обычно вгоняла в невыносимый стыд и вызывала навязчивое желание хоть как-то исправиться, сейчас отскакивала, не оставляя ни малейшего следа в сознании. Может, потому, что примерно то же, на разный лад, я сама не уставала повторять себе всё последнее время.
Волосы цвета воронова крыла, небрежной гривой падающие на плечи, белейшая кожа. Макияж синеватых узоров, асимметрично взлетающих к уголку правой брови. И фигура, хрупкая и тонкая, изящная до потери любого сходства с людьми, очень мужественная. Не та красота, что приковывала взгляд в Арреке, и не та, что привлекала в Л’Рисе. Раниэль-Атеро отличался тем великолепием, которое ничего общего не имело с совершенством. Красота, так напитанная силой, что смотреть на неё было больно. И я отвернулась, пытаясь спастись от этой боли, как всегда безуспешно.