Держа на руках трупик, она выбралась на снег.
— Лизель, спасибо. — Голос у него был рослым и хрипловатым, в нем играла затаившаяся улыбка.
— Фрау Штайнер? — спросили они, когда им открыли дверь.
Одно не могло быть без другого, потому что для Лизель и то и другое — дом. Да, вот чем был Ганс Хуберман для Лизель Мемингер.
Теперь, я считаю, мы друзья — эта девочка и я. На ее день рождения она подарила мне подарок, а не я ей.
Когда дело было сделано — где-то слишком круто, где-то кривовато, — девочка в горстях отнесла Максовы волосы наверх и скормила печи. Затем чиркнула спичкой и стала смотреть, как комок скукоживается и оседает, красный, оранжевый.