Оказалось, рано. Давешняя пара, которой было назначено придти в два, еще дожидалась своей очереди – сидела в прихожей, а из открытой двери кельи доносился негромкий, хорошо знакомый Николасу голос с легким кавказским акцентом.
За все время кошмарной поездки машина в первый раз остановилась – как раз подъехали к железнодорожному переезду. Мимо с грохотом несся поезд. У шлагбаума других автомобилей не было, только стоял белобрысый деревенский мальчишка, держа за руль слишком большой для него велосипед. Он с любопытством глазел на роскошное авто, вглядывался в темные стекла, от нечего делать состроил рожицу собственному отражению и засмеялся. В ухо Николасу хмыкнул железнорукий Макс – сорванец его развеселил.
Сказал – и отвернулся, чтобы не видеть ее лица. Мира шмыгнула носом. Плачет?
Из письменного стола торчали вывороченные ящики, пол вокруг был сплошь засыпан старыми квитанциями, коммунальными книжками, еще какими-то бумажками. Груда старых вырезок из «Правды», рядом канцелярская папка с тесемками – видимо, в ней они и хранились. Николас присел на корточки, зашуршал газетной бумагой. Ничего примечательного – статьи и статейки обычного для советской прессы содержания. Из Гаваны, Ханоя, Дамаска, прочих экзотических мест. И всюду подпись: «И.Шибякин, спец. корр.» или «И.Шибякин, соб. корр.». Тут же копия приказа десятилетней давности об увольнении по сокращению штатов.
– Стояла у двери, слушала. Ждала, пока этот в сортир уйдет или еще куда. Вот, дождалась.
– Тут у меня гостиная для приватных бесед с высокородными особами, нуждающимися в отеческом вразумлении, – хитро улыбнулся Прохор Иванович, да еще подмигнул. – Дорогого гостя, а бывает, что и гостью, сажаю с почетом. – Он указал на кресло поудобней. – Сам же довольствуюсь сим скромным стулом и ни за что его не променяю на то мягкое седалище.