От стены отделилась сутулая тень – длиннорукий человек в засаленном камзоле, со сплетенными в косицу желтыми волосами.
И стал объяснять, но, поскольку очень волновался, слишком частил – папенька лишь глазами хлопал, а в толк взять не мог.
– Я не стану подробно описывать вам начало моей жизни, ибо оно не имеет прямой связи с обстоятельствами, понудившими меня искать лесного уединения. Скажу лишь, что в первую пору своего существования я, подобно большинству, брел наугад, не столько сам выбирая тропинку, сколько следуя той, что оказалась ближе. Временами случайные эти стези выводили меня на возвышенные холмы, иной раз заставляли спускаться в низменные расщелины, но путь мой все время был окутан туманом, и я, сколь ни тщился, мог видеть лишь малую часть окружающего ландшафта. Так бы я и блуждал до самой своей кончины, подобно несмышленому ребенку, если б однажды, безо всякой своей заслуги, а по одной лишь счастливой случайности, не наткнулся на свою дорогу.
– Какая работа насмарку. – Мират Виленович смотрел на дымящийся кофе. Говорил медленно, словно через силу. – Гебхардт в шоке. Он принял ответственное решение, готов вложить в проект огромные деньги и не понимает, с чего это вдруг я стал вилять. А объяснить нельзя… Ох, Ясь, Ясь. – Куценко передернулся. – У вас когда-нибудь был враг? Настоящий, на всю жизнь. Который снился бы вам с детства почти каждую ночь?
Павлина рухнула обратно в кресло. Кровь отлила от ее лица, и розовое платье уже не так шло ей, как прежде.
– Ты хоть и невелик, а разумней многих больших. Посуди сам: вот знаем мы с тобой правду, только ведь этого мало. Не поверит нам матушка, потому что тут замешана дражайшая ее сердцу персона.