Ника, хоть и подозревал, что это не шутка, испугался несильно. И так было ясно, что живым он не выпутается. Детей бы спасти.
– С того, что на вас мундир ее императорского величества Преображенского полка.
– Маленький дикарь! Сердце так и зашлось. Вон его отсюда, Прохор Иванович!
– Судя по тому, что я о вас слышал и что наблюдал собственными глазами, вы дряннейший из людей. Я убежденный противник смертоубийства, но все же сейчас лишу вас жизни – не сгоряча и не из мести, а во имя спасения дорогих мне существ. Если веруете в Бога, молитесь.
Митя вспомнил саженного индейца. Представил, как тот крадется в ночи к ферме белого поселянина. В руке у него боевой топор, за спиной колчан со стрелами. Куда как страшно! Молодцы добровольнослужащие.
Данила сел на край стула, изящно оперся о стол локтем. От первоначального смущения, если оно вообще не померещилось Митридату, не осталось и следа. Бывший камер-секретарь держался уверенно, а говорил гладко и непринужденно, будто заправский посетитель салонов.