Это был явный и грубый произвол. В другое время Фандорин непременно пошел бы на принцип, но не сейчас, не сейчас.
– Ну нет! – Екатерина сердито шлепнула прекрасную даму веером по руке. – Я дурству не потатчица! Еще после мне, сударыня, спасибо скажете!
О чем референтка разговаривала со звонившим, Николас не слышал – так шумно в ушах запульсировала кровь.
– Ты сомневаешься? Тогда лучше промолчи. Я вижу, здесь какая-то тайна. Не нужно раскрывать ее мне из одной лишь признательности. Данила Фондорин любознателен, но не любопытен. Давай лучше решим, как уберечь доверившуюся нам даму от хищных зверей. Один раз ты уже спас ее, – присовокупил он, великодушно уступая всю заслугу Мите, – так давай же доведем дело до конца. Павлину Аникитишну не оставят в покое, в этом можно не сомневаться. Путь до Москвы еще долог, изобилует пустынными местами. Я не стал говорить этого при графине, но вряд ли случайные попутчики станут ей защитой от гонителей.
В голове пронеслось: хорошо, что я в черной куртке, в белой рубашке было бы видно издалека.
Николас стоял перед Мирой и глядел ей в глаза, поражаясь тому, как разительно изменилось их выражение – за какие-то несколько дней.