Люди расступались, тыкали пальцами, кто-то кинул камнем, а небо с черепичными крышами вертелось над его головой, вертелось всё скорее и скорее, и с каждым шагом он забывал вкус травы, и цвет вина, и пряный книжный запах.
Не терпится явиться в этот бездарный, тусклый, слепенький мир. Как это будет? В одночасье? Понемногу? Мне хочется всего сразу, сейчас, немедленно. Я соберу их на площадь… А в центре будешь ты, маленький обладатель поцарапанного носа. Светловолосый, ухоженный… Не Ларт и не Эст, это потом, это моё дело. Я виноват перед ними, ну что и говорить, виноват… Пари с мельником, оно ведь было! А ты… Ну что я сделал тебе, скажи? Почему тебе так приятно топтать и глумиться?
Бездна отозвалась шорохом, похожим на отдалённые аплодисменты.
— Мои сограждане, надеюсь, оценили уже мою скромность и честность… — журчал мэр.
Старик тем временем приостановился, тряхнул рукой с колоколом и вытянул другую руку вперёд, будто указывая кому-то на девочку.
Колдуново жилище было освещено изнутри — освещено слабым, неестественным мутным светом. На стенах темнели подёрнутые паутиной четырёхугольники в рамах, обрывки ветхой ткани клочьями свисали с потолка, под ногами хрустело, будто пол был усеян ореховой скорлупой. Странный металлический звук то отдалялся, то приближался вновь. Руал стоял, ожидая в отчаянии, что вот-вот его присутствие будет замечено и наглая безрассудность понесёт наконец заслуженное наказание. Однако ничего не происходило — мерно повторялось глухое звяканье, тяжело колыхались свисающие с потолка лоскутья и где-то в глубине пещеры мерцал мутный свет.