— Ты тоже уходи, — сказал он мне, не оборачиваясь.
Я стоял на пороге и смотрел, как он уходит, едва переступая негнущимися ногами.
Он отступил, задыхаясь. Ему показалось, что Дверь готова сорваться с петель.
Марран сидел на пятках, утопив колени в песке, и улыбался той особенной победной улыбкой, без которой не завершалась обычно ни одна из его выходок.
Он и сам был форелью — крупной, грациозной рыбиной, и ему ничего не стоило догнать ту, что плыла впереди.
Глаза его светились в темноте, и свечение это понемногу угасало.