Веснушчатый от напряжения хихикнул так громко, что соседи по очереди отпустили ему тумака. Темноволосый был бледен, как молоко, и судорожно мял трясущиеся руки.
— Мы уже поужинали, — сказала женщина. — Ешь.
Здесь случилось маленькое приключение — из гущи кровавого царства мясников явилась вдруг свора огромных, требухой откормленных собак. Руалов пёс издал что-то вроде «Ах!» и сел на хвост, будто у него подкосились ноги. В следующую секунду свора, подняв непереносимый для уха гвалт, ринулась на чужака в атаку, сразу перешедшую в погоню.
И тут меня остановил странный, не имеющий отношения к страсти звук — пугающий, негромкий, но внятный, как шипение ядовитой змеи. Вскрикнул Ларт — я не слышал раньше, чтобы он так кричал. Это был крик испуганного человека. Я кинулся назад и одним махом откинул портьеру.
— Кровь Маррана на салфетке, — сказал Орвин. — Ящерица всё это время следила за ним, кровь давала ей знать, что он жив и здоров.
Виделась ему высыхающая под солнцем трава, и круглые камушки в прибое, и муравей во впадинке, маленькой впадинке на девичьей шее.