«Доигрался в космонавтов — думал он. — Вот тебе стаж к диплому, по нормам дальнего космоса, вот тебе синекура. Щенок! Решил, что если эта Земля — аналог твоей, то можно все уставы по боку. Даже коммуникатор не взял. Ещё автоответчик оставил, который докладывал: „У меня всё хорошо“. В робинзона играл. Вот тебе двухнедельный отпуск для подготовки к сессии. Сдохнешь теперь через пять лет. Как собака под забором. Герой дальнего космоса! Но всё же говорили, что здесь безопасно, что это санаторий, ближе, чем до Луны. Санаторий… Для них — санаторий, для профи, дальнобойщиков, волков дальнего космоса. Не для салаг. Бицепсы, трицепсы. Головой надо было работать. Если планета — санаторий, то почему все нормативы — по дальнему космосу. Профессионала одно это бы насторожило. Хватит скулить. Что сейчас делать? Что стал бы делать на моём месте профессионал? Допустим, я Камилл. Нет, до Камилла мне далеко, допустим, я Гром. Гром сначала выяснил бы, есть время подумать, или нет. Как у него: „Думать надо, однако, или пальму трясти“. Время есть. Тогда — сначала разбор ошибок, потом анализ текущего положения, и, наконец, что делать дальше. С ошибками всё ясно. Зазнался. После того, как ребёнка из огня вытащил. Нет, после того, как они меня в свой круг взяли. Прилетели на пожарище, осмотрелись, встали в кружок, нашли ещё четыре варианта, менее опасных. А потом похлопали по плечу и сказали: „Пацана спас, сам жив, значит действовал правильно. А на выговор не обижайся. Не первый, не последний. Ах, первый… Тогда, с боевым крещением тебя! Сам знаешь, за одного битого двух небитых дают“. Вот тогда я и зазнался.