— Конечно, мы все равно победим, ведь наша победа предопределена марксизмом-троцкизмом. Но эта победа будет нелегкой, — он снова замолчал, а потом продолжил уже другим голосом, — и будет стоить многих жертв. Я знал многих из тех, кто заплатил за будущую победу самую дорогую цену…
Сева послушно сорвал с плеча винтовку с примкнутым штыком и зажмурившись, ткнул вниз, почуствовав, как острое трёхгранное лезвие легко прошло сквозь что-то мягкое и упёрлось в заплёванный и залитый кровью паркет.
— Тогда прямо сейчас начинайте пачками бить по этой мелкой гадине. — Ковалев с сомнением покачал головой. — Может быть повезет — прислугу выбьем…
— Учту, товарищи. Не повторится больше такое.
— Двести тысяч фунтов наскребу, — качая головой в притворной грусти тихо выдохнул он, — остальное конфисковали.
Никто и оглянуться не успел — часовые у моста пропали! То есть не пропали. Просто в одну коротенькую секунду «грибок», под которым часовой стоял, вдруг пустой оказывался. А потом снова часовой появлялся. Только ростом вроде выше и, если приглядеться, полы шинели не видны. Да кто ж это в осеннюю хмурую ночь приглядываться будет?! Вот и часовые у маленькой казармы исчезли. А затем сразу разорвалась ночь грохотом и вспышками яростными: полетели в казарму гранаты. Кого из японцев осколками не посекло, тот в окна да в двери прыгать стал. Но только ждут там счастливцев. Коротко плюнет огнем темнота и валится самурай на неприветливую манчжурскую землю. А душа — прямым ходом в японский рай.