Арьята кубарем скатилась с седла Сердце ее бешено билось, но где-то внутри таилась непоколебимая уверенность: я дойду, потому что я обязана дойти… я не могу не дойти…
Шипя и разбрасывая искры, горел сам металл, из которого была сделана дверь камеры, пугающий неземной свет озарял низкие и мокрые своды галереи; стражи нигде не было ни видно, ни слышно, а прямо за спиной у Трогвара оказались запыхавшиеся после долгого бега Владычица и Атор собственными персонами.
— Что произошло, Фельве? — услыхала принцесса низкое и яростное рычание предводительницы. — Где Трогвар? Где девчонка?! Где, поглоти меня Тьма, Четыре Камня Халлана?! Если уж не Трогвара с принцессой, то уж хотя бы Камни ты сумела раздобыть?! И где все твои люди?!
На этом месте речь посланца прервал яростный возглас старика.
Оказалось, что он жестоко ошибался. Очевидно, у Владычицы имелись иные способы передавать свои приказы, нежели при помощи гонцов или даже быстрых голубей. Тяжелые створки городских ворот были наглухо закрыты, и добрых два десятка копейщиков уже ждали его в полной боевой готовности, выставив навстречу Крылатому Псу настоящий частокол пик с широкими и острыми наконечниками.
Ему сказали — ты сирота, и он больше не задавал вопросов; „сирота“ было всего лишь одним из слов, не более, в нем не содержалось ничего обидного или горького. Трогвар не мог пожаловаться на своих воспитателей. На его долю не выпало ни обид, ни унижений из-за того, что он не имел родителей, — во-первых, в стенах Школы Меча было немало таких же, как он, а во-вторых, там не существовало каникул — лишь выходные дни. Ученики не покидали пределов Дем Биннори до самого конца, разрешены были лишь переписка да короткие свидания. В Школе не хвастались подарками из дома или богатой родней; нарушителей этого неписаного закона учили, и учили весьма жестоко.