— Ничего, паренек. Это ничего. — Как если бы Майкла машина сбила.
Нино тем временем уже наливал себе выпить.
Все рассмеялись. Но эта шутка ничего не меняла. Том выбывал из игры — его лишали власти. На Хейгена исподтишка поглядывали — каждому интересно было, как он будет реагировать. Хейген оставался невозмутим.
— Э-э, будь он неладен, этот Санни, бугай психованный. — Однако сперва его палец благоразумно нажал на рычаг, и потому слова эти не достигли ушей Рокко Лампоне.
Вито Корлеоне достал из кармана пачку денег и отсчитал три бумажки по десять долларов.
Он знал теперь, что не годится на роль consigliori, когда идет война. Он позволил Пяти семействам провести, одурачить себя мнимым смирением. Враги затаились и притихли, а тем временем исподволь готовили западню. Подготовились — и стали ждать нужного момента, держали свои кровавые лапы при себе, не поддаваясь на откровенные провокации неприятеля. Дожидались удобного случая нанести один, но страшный удар. И дождались… Никогда бы не изловить им на такую удочку старого Дженко Аббандандо — этот учуял бы недоброе, выкурил их из норы, утроил бы меры предосторожности. И, вместе с горечью этой правды, Хейген не переставал ощущать горечь своей утраты. Санни был ему настоящим братом — его спаситель, герой его отроческих лет. Санни по отношению к нему никогда в жизни не проявлял низости или хамства, всегда обращался с ним любовно, кинулся обнимать его, когда его отпустил Солоццо. Радость Санни, что они снова вместе, была неподдельна. И то, что из него вырос бандит — жестокий, необузданный, беспощадный, — для Тома Хейгена ничего не меняло.