— Ты, Ахтыч, это — не спеши, — отмахнулся Мефодий Алексеевич. — Нам ещё шагать и шагать… Мысль это да — мысль это неплохая. Только это — в гестапо не дураки…
— Дядя Лёша — это смотритель? — уточнил я. Парень кивнул: — А у тебя что, такая школьная практика?
— Написал, — я вздохнул. — Вот, возьмите, — и придвинул бумагу по столу к женщине. — Взятое будет возвращено или оплачено по восстановлении Советской Власти в вашем населённом пункте…
— Ай-ай, суеверия, товарищ пионерка, — сказал я.
— Эсэсовцы и сделали, — подал кто-то голос. — Батюшка пришёл, говорит — меня берите, а мальчонку отпустите… Они в смех и обоих в дом затащили. А длинный такой, худой, говорит: мол, молись, святоша, пусть бог спасает тебя и мальчишку…
«Я, Шалыгин Борис, вступая в ряды скаутской дружины имени Лёни Голикова, клянусь выполнять все законы и обычаи русских скаутов, быть верным Родине, знамени дружины и своим товарищам в её рядах, памяти тех, кто был отважен и будущему тех, кто придёт за мной. Совесть, храбрость и честь. Да поможет мне Бог.»