Олега не было. И вообще — что-то странное сквозило в окружающем. Настолько странное, что я не очень понимал, откуда это чувство тревоги, охватившее меня. Я свистнул, чертыхнулся и пошёл к дороге.
— Мальчишка, Аксель. Которого поймали третьего дня на явке, куда привела слежка за ним.
Прежде чем склониться над картой, я вдруг понял, что знаю эту музыку.
— Чёрт подери, — потрясённо сказал Сашка и куда быстрее, чем раньше, двинулся дальше…
— Да, — резко ответил я. — Я. И ты. А она — не знаю. Так что пусть всё идёт, как идёт — и выберет она.
А самое ужасное — что я, жалея её, ощущал себя в своём праве. И дело было не в том, что я хотел жрать. Просто хотел жрать, хотя и это немало. Я защищал страну, и я был ценнее и её, и трёх её дочек, потому что они — не защищали. Это была чудовищная логика, за которую надо расстреливать.