— У тебя жар сильный… Я знаю, у меня мама фельдшер… была.
Она не стала спрашивать — зачем спеть, что спеть. Она просто полуприкрыла глаза…
— Да, — согласился я. И опять пробормотал: — Только посмертно…
Свои подозрения я держал при себе. А вот Сашка подошёл ко мне сразу после «торжественной линейки», как он это построение почему-то назвал. И выглядел он бледно.
Если честно, нога побаливала. Но это была несильная и неглубокая боль. Рана зажила и беречь её теперь значило просто лениться. Я уже почти забыл, как пережил «операцию».
— Это… ребятки… детки… Христа ради — простите… нас всех простите… весь это — мир, что он такой это… простите, Христа ради…