— Товарисч не из нашей камеры, — заметил приблатнённый. — Он сел не на тот поезд.
Нет, вообще-то было не так уж и поздно. Просто в лесу темнеет рано — солнце за деревья село, и начинается долгий сумрачный вечер, который плавно переходит в ночь. На этот раз выяснилось, что я встал последним. Витька и Сашка разглядывали лежащую на траве карту. Женька как раз открывал килограммовую банку консервированной датской свинины, рядом лежали десять сухарей. Это, надо полагать, был ужин. Или завтрак, если принять во внимание, что для нас рабочая пора как раз начиналась. Юлька на куске сухого спирта (тоже трофейного, я и не знал, что он в эти времена существовал!) кипятила котелок воды. Скорее всего, пить её предстояло просто так, даже без лиственной заварки, чтобы не пахло по лесу.
— За что? — спросил я. — За что, сволочи?.. — я поднял голову и спросил: — Господи, за что?
— Спасибо тебе, — я поклонился в пояс. — А то я буду счастлив этим заниматься! Прыгаю от радости!.. Слушай, — я обнял его за плечо, — а может ну его на х…р? Убили его и убили. Он и был агент.
— Спасибо, Борь, — искренне сказал Сашка. — И ещё. Нам надо двух человек в отделение принять. Четверо ребят просятся, всех я до войны знал…
— Доброе утро, — вполне дружелюбно кивнул он мне. — А дядя Мефодий спит?