— Кордовин, не морочь мне голову! В жизни не поверю!
Михаил Сергеевич слегка попятился, обошел Захара, тихонько притворил дверь и сгинул. А впереди оказалась большая комната с гигантским столом буквой Т и рядом стульев. И совсем не за столом, а сбоку, у окна, в кожаном кресле сидел человек в мундире, лет семидесяти, с сильно побитым оспой лицом, заурядной лысиной… и незаурядными въедливыми глазами, из тех, что вроде никогда не прикрываются веками.
— Ты что дядя, спятил?! Что у тебя там, под кумполом, копошится, а?! Это мой ребенок!
— Не сбивайся на учебник истории, Илан, ради бога. Продолжай по делу: Кордовера. Бог с ними, с Первым храмом и священной серебряной чашей.
— Не тревожь святых, я им не понравлюсь. Я — убегающий от погони преступник.
— Она, твоя мама, была очень умной, понимаешь? Но кроме ума в ней и это было, это ужасное, кордовинское… что никому не дает покоя!