— Сорок, — поправил Славик. — Вам — сорок. Папа согласен на двадцать.
— Где же они тебя отыскали? — спросила она, не двигаясь.
— Захар! Зови на завтра Андрюшу. Корюшка пошла!
Было нечто запретное в этих странных слепых ожогах-прикосновениях, нечто родственное — так губами трогают температурный лоб своего ребенка. И в этой невозможности проникнуть в нее настоящим глубоким поцелуем тоже было — новое, волнующее, смешное…
— И мы, все та же бездельная троица, — явились к нему на другой день.
Кордовин усмехнулся, помедлил… отправил в рот кусочек хлеба, задумчиво прожевал.