Всю дорогу назад она молчала и смотрела в окно, иногда лишь откидывая голову на спинку сиденья и прикрывая глаза.
С наступлением сумерек в спальне затеплился свет — темно-персиковый сквозь цвет занавесей, — с каждой минутой становясь все более интенсивным. Однако ни малейшего движения, ни беглой тени на занавеси, ни голоса, ни звука… — полная тишина. И это обескураживало.
Ничего упорно не говорит. Брови черные. Одет в какой-то белый китель, с каким-то орденом.
— Ты возьми это мясо, рекомендую. Совершенно волшебный вкус… Я несколько лет был вегетарианцем, думал, с астмой полегчает, но все равно раз в неделю приходил сюда жрать «тартар». Моя жена называет его «мясо по-татарски».
— Почему? — подняв голову от своей кропотливой деятельности, спросил ребенок с Риткиным выражением лица.
Здесь уже вовсю цвели деревья. Вся улица была засажена невысокими «арболь дель амор», деревьями любви, что цветут упругим сиреневым цветом. И волнующе пахло ранней загородной весной, чей ветерок почему-то всегда приносит идиотскую надежду на вечную молодость.