— С Луко-ой? — приятно удивился Кордовин. — Сто лет его не видал. Но как же он отлучится — у него ведь там старик совсем плох… — эти слова он проговорил по-итальянски, как слышал в трубке, с интонацией Луки.
— Это Нюся, — сказал он жене. — Она смышленая, ну и… вообще. По хозяйству поможет.
Он действительно задержался внизу, собираясь в дорогу. Изгнанник из рая тоже, видимо, отсиживался где-то в комнате.
Напрасно они здесь развесили гирлянды этого копченого мяса. Запашок так и вьется, и кружит… А может, человеку даже и полагается пребывать в пещерной вони? Как только он начинает кропить свою жизнь дезодорантом и прочими воскурениями, над ним разверзается озоновая дыра: «я т-те покажу благоухание, падла!»
— Мне ничего от тебя не надо! — сказала она строптиво.
— Смотри: вот я — это он. Я — твой папа. На стенах висят картины, да? Особенно тут, в его кабинете. Много картин… вот тут… и тут… Висят рядком, близко друг к другу, как обычно у коллекционеров… — Лицо его горело, грудь изнутри отчаянно жгло. Жука завороженно следила за раскрытыми медленными ладонями, гипнотизирующими ее.