– Простите, – подал голос Герц, – я могу отсюда выйти?
Сейчас начнет стрелять, подумал Савелий. И он будет стрелять не в небо. Он будет стрелять в лес.
Правда, копить злобу не хотелось. Лениво было. Савелий устроился полулежа на заднем сиденье. После визита к бледной подруге ему нелегко давалось возвращение к обычной жизни – быстрой, активной, требующей мыслительных усилий и мгновенных реакций. Людоедский мир с его страстями раздражал и утомлял, в постели Илоны было проще, спокойнее и приятнее: главное, чтобы у изголовья стояло несколько бутылок воды, остальное не имело значения.
Савелий – голый, вспотевший, прижимающий к себе горячее, подвижное и послушное – ощутил дурноту. Ему показалось, что он лежит в постели с покойницей. Тотальная щедрость за чужой счет показалась ему верхом цинизма. Все бесплатные услуги будут отменены, едва закончится китайская халява. Что станет с Илоной? И с тридцатью миллионами других Илон и Елен? Они не пойдут работать. Не потому, что не умеют или не захотят. Предлагать им работу – все равно что предложить работу репейнику или кусту смородины.
– Господин Голованов просит вас… – Дружелюбный вдруг мгновенно выключил свое дружелюбие и прищурился: – Понимаете, да? Всего лишь ПРОСИТ… помочь отыскать вашего бывшего босса, Пушкова-Рыльцева. Михаила Евграфовича.
– Глупый вопрос. И там, и там! Минимум одежды – максимум надежды! Что, Филиппок? Я прав?