— Такая нынче жизнь… — философски заметил Андрей. Ему как-то совсем не хотелось вместо отдыха погружаться в обсуждение философских проблем.
Странный сон не исчез из памяти, а как бы потускнел и отошел в сторону, заслоненный повседневными мелкими утренними заботами, словно дожидаясь времени, когда обо всем увиденном и услышанном можно будет поразмышлять основательно. Виктор слышал, что очень часто подобные сны являются результатом длительных размышлений над какими-то проблемами, когда освобождающееся во сне подсознание выдает свои собственные, только «переформатированные» им размышления как некие откровения. В то же время он был совершенно уверен, что никогда не слышал о том, что определение профессии было дано иезуитами…
— Вон он, сука, — заорал кто-то и, вытянув руку, принялся палить по чердачному окну старой пятиэтажки. К нему тут же присоединились и остальные. До пятиэтажки было метров сто-сто пятьдесят, для пистолета многовато, так что ни одна пуля по нужному окну не попала, зато вовсю досталась окнам пятого и четвертого этажей. То есть тем, кто не имел никакого отношения к совершенному убийству. Ну да кого волнуют какие-то там лохи?..
— Не смей так обо мне говорить! — взвизгнула Нина. — Я… я… я… не то, что некоторые!
Андрей молчал, боясь спугнуть эту внезапно возникшую между ними тоненькую ниточку откровенности.
— Да, упали, — согласился Андрей, — но сами знаете, до этого они три месяца росли. А сегодня просели, причем больше, чем выросли за все эти три месяца. Но это же биржа. Завтра или, там, через неделю они опять могут начать расти. И вы вернете все свои потери.