А по другую сторону поляны, на которой суетились вокруг погибшего воеводы его спутники, содрав с лица фальшивую бороду и сунув в карман лицедейский парик, стоял слуга великой империи, печенег по крови, родившийся в Константинополе и никогда не знавший ни степных богов, ни степных традиций. Он с сочувствием смотрел на растерянного мальчишку, только что убившего великого воина, мальчишку, еще не осознавшего, но уже чувствующего, что его прежняя жизнь оборвалась вместе с жизнью сына Свенельда. Союзник печенега, древлянский волох сказал бы: дыхание из-за Кромки коснулось юного князя. Но ромей был христианином, и Кромки для него не существовало. Зато ромей знал: теперь князь русов Ярополк никогда не пойдет путем своего отца. Не до того ему будет.