Моряк медленно спускал Элли, а та упиралась руками в изрытый непогодами и временем бок башни. Наконец она коснулась ногами земли.
Но с тех пор Лан Пирот стал необычайно почтителен не только к повелителю, но и к его верному медведю.
Участок, занятый ярко-зелеными колючими сорняками, уменьшался с каждым днем. И вот настал момент, когда последний куст обратился в легкий бурый порошок.
Моряк едва успел крикнуть: «Элли, держись за мачту!», как тр-рах! – корабль с треском ударился о скалу. Пассажиры и вещи, смешавшись в кучу, полетели вперед.
Поход ничто больше не задерживало: сабли выкованы и отточены, нарисованные мундиры и штаны высохли. Урфин сделал седло, чтобы удобнее было ехать на медвежьей спине. К седлу он приторочил вместительные сумки, а в них спрятал фляги с живительным порошком – своей величайшей драгоценностью. Всей армии – вплоть до генерала – было строго запрещено дотрагиваться до сумок.
Общее веселье еще увеличилось, когда моряк Чарли преподнес Страшиле превосходную трость из красного дерева. Он успел сделать ее, пока Элли «лечила» Страшилу.